Секс в эпоху Просвещения. Часть 3.

«В наше время так легко и удобно найти любовь у порядочных женщин, что никто не нуждается в услугах нимф», - подобное суждение было особенно популярно в эпоху Просвещения. Казанова пишет: «В наше счастливое время проститутки совсем не нужны, так как порядочные женщины охотно идут навстречу вашим желаниям». Однако эти слова характеризуют лишь всеобщую склонность к разврату и его размеры, а не второстепенную роль проституции в общественной жизни. 

Для имущих и господствующих классов проституция была учреждением, позволявшим им прежде всего осуществлять минутные капризы. Для средних и низких слоев населения она была суррогатом брака, в который, как уже говорилось ранее, очень многие в силу стесненного материального положения или совсем не вступали, или вступали лишь поздно. 

Уличная торговля любовью

В эпоху, когда любовью торговали оптом, естественно, процветала и торговля в розницу, так как ежеминутно удовлетворяемое сексуальное наслаждение относится к числу важнейших потребностей того времени. Велико должно было быть число женщин, открыто торговавших собой на улицах и площадях. Не столько потому, что эта якобы наиболее легкая для женщин форма заработка находила свою опору во всеобщей нравственной распущенности, а потому, что тогда вне семьи не было у женщины никакого дела, семья же была для многих недоступной роскошью. Проституция поэтому стала для десятка тысяч женщин просто неизбежностью. 

Роль проститутки в общественной и частной жизни XVIII века была не ограниченнее, чем раньше. О количестве проституток известно так же мало, как и об их числе в эпоху Ренессанса, поскольку до нас дошли только приблизительные подсчеты. Так, в Вене число обычных проституток, по общему мнению, доходило до 10 тысяч, а более дорогих - до 4 тысяч. В Париже - по разным сведениям - их число колебалось между 30 и 40 тысячами, а в Лондоне около 1780 года их даже насчитывалось 50 тысяч, не считая метресс. В Берлине в последнюю четверть XVIII века имелось около ста домов терпимости, в каждом из которых жило не менее семи или девяти проституток. Другими словами, в тогдашнем Берлине существовало вчетверо или впятеро больше регламентированных проституток, чем в современном. 

В маленьких провинциальных городках, где тон задавала ремесленная мелкая буржуазия, и в особенности в деревнях, положение дел, несомненно, изменилось со времени Ренессанса. Официальные дома терпимости, везде существовавшие в XV и XVI веках, сделались здесь с течением времени редкостью. Это, конечно, не значит, что вместе с борделями исчезла из этих мест и проститутка. Она существовала лишь тайком и всячески маскировала свое поведение. Если раньше она носила позорящие знаки своей профессии- в виде белого банта или желтого шарфа - и должна была их надевать, как только выходила на улицу, чтобы всякий мог ее отличить, то теперь в маленьких городках она, напротив, была обязана одеваться скромно и целомудренно и «честно» зарабатывать свой хлеб как швея, вышивальщица, прачка и так далее. Разумеется, внешняя порядочность нисколько не мешала тому, что эти женщины были очень хорошо известны мужской половине населения, знавшей не только, где они живут, но и когда их можно застать дома. 

Подобно тому, как проститутки вели тайное существование, так и общение с ними было окутано покровом величайшей тайны. Большинство приходило и уходило окольными путями. Зато именно в провинциальных городах их услуги особенно ценились, и, быть может, нигде проститутки не были в такой мере простым «половым аппаратом», как здесь. Некоторые жрицы любви должны были принимать каждый вечер десяток или дюжину мужчин. Такое массовое посещение объясняет в достаточной степени тот факт, что здесь совершенно отсутствовал тип бродячей проститутки. Характерная для мелких городов чопорность - а в Германии еще господство пиетизма - мешали возникновению этого типа, как и возникновению дома терпимости. По улицам шла только воплощенная порядочность. 

В жизни больших городов роль проститутки носила совершенно иной характер, и потому совершенно иной становилась здесь и ее профессия. Чем более скромной и тайной была профессия развратницы в провинциальных местечках, тем откровеннее выступала она в крупных городах. Если проститутка и перестала быть украшением праздников и жизни, каким она служила в эпоху Ренессанса, то все же без нее не обходилось ни одно развлечение взрослых. 

Свободно промышляющая проститутка наводняла улицы и площади, являясь одной из главных фигур в жизни города. В большинстве городов - в Лондоне, Париже, Риме, Берлине и Вене - существовали особые корсо (места массовых прогулок) жриц любви, где в определенные часы, а порой и целый день можно было видеть только их одних. Обыкновенно это были самые оживленные и красивые места города. 

В XVII и XVIII века международная известность этих мест зависела даже исключительно от их роли официальных корсо, где проститутки устраивали «биржу любви». Всякий иностранец первым делом посещал эти улочки и площади. Сюда приводили его прежде всего потому, что и сами жители города считали эти излюбленные места наиболее интересной достопримечательностью. 

Бродячие проститутки, однако, обитали не только там, их можно было встретить решительно везде. Их количество было, судя по всем сведениям, так велико, что хронисты, по-видимому, не преувеличивают, говоря о том, что можно было лишь с трудом протискиваться сквозь отдельные группы, и что мужчина постоянно находился под перекрестным огнем предложений и «галантных» нападений. Вот что пишет о Лондоне немецкий писатель и историк Иоганн Архенгольц: 

«Эти несчастные заговаривают с прохожими, предлагая свою компанию для дома или таверны. Они стоят целыми группами. Высшая категория этих охотниц, живущая самостоятельно, предпочитает ходить по улице и ждать, пока к ним обратятся. Даже многие и многие замужние женщины, живущие в отдаленных кварталах, приходят на Вестминстерскую улицу, где их не знают, и занимаются здесь тем же промыслом или из безнравственности, или от нужды. С удивлением видел я восьми- или девятилетних девочек, предлагавших свои услуги».

Разумеется, проститутки того времени не довольствовались обычными фразами вроде: «Добрый вечер, красавец!», «Угости стаканом вина», «Могу я разделить твою компанию?» Таково было только начало торга. Огромная конкуренция вынуждала их делать самые смелые авансы. Циничные слова сопровождались циничными жестами. Каждому заинтересованному разрешалось на соседней скамейке удостовериться насчет самых интимных подробностей, его желания разжигались непристойными ласками и поцелуями, на которые ни одна из них не скупилась. Проститутки к тому же доводили до крайности господствовавшие в моде тенденции. Они всегда декольтировались, а в годы, когда даже и порядочные дамы любили глубокое декольте, проститутка совершенно оголяла грудь. 

Все это подтверждается как современными писателями, так и дошедшими до нас полицейскими постановлениями. Так, в постановлении берлинской полиции 1787 года запрещалось одной известной сводне «показываться в публичных местах со своими девицами в слишком галантном костюме». Сводни, работавшие на богатых клиентов и иностранцев, часто прогуливали своих «питомиц» или «воспитанниц» в экипажах. Эти экипажи были всегда так же крикливо убраны, как и сидевшие в них жрицы любви. Последние старались обратить на себя внимание не возгласами, а изысканностью поведения и недвусмысленным разговором при помощи веера. В Лондоне и Париже такие экипажи насчитывались на каждом корсо целыми дюжинами. Более экстравагантные проститутки появлялись даже верхом. 

Как ни бросались в глаза девицы в экипажах или верхом, особую роль играли все же пешие проститутки. Не только потому, что они превосходили их количественно в двадцать с лишним раз, но потому, что они могли свободнее ухаживать и ловить. 

Порой свобода нравов доходила до последних пределов возможности. Если превращенное в «биржу любви» место прогулки представляло собой тенистую аллею или находилось недалеко от такой аллеи, то было нередкостью, что состоявшаяся между проституткой и мужчиной сделка осуществлялась тут же на месте. Окруженная кустами скамейка и лужайки были часто не чем иным, как алтарями и храмами Венеры. 

Необходимо здесь указать еще на солдатских девок. Солдатская девка была характерной фигурой и в эпоху Просвещения, хотя значительно разнилась от подруги ландскнехтов (наемных солдат) эпохи Ренессанса. В век Возрождения такая проститутка была составной частью организации войска, так как исполняла те или другие лагерные обязанности и помогала ландскнехту добывать добычу. Вместе с возникновением постоянной армии главная ее роль приходилась уже на мирное время. Так как в мирное время солдат получал слишком ничтожное жалованье, которого не хватало на жизнь, то он часто сходился с проституткой и был ее покровителем-защитником во время ее ежедневных походов. В награду за это она содержала его или вносила свою долю в общее хозяйство. Впрочем, этот сорт девок считался самым низким. Поскольку проститутка в XVIII веке сопровождала войско в поход, она служила преимущественно потребностям офицерства. И в самом деле, тогда не было ни одного войска, в котором не находились бы многие сотни таких офицерских девок. Так как проститутки уже не были больше работницами, а исключительно «продавщицами любви», то они часто задерживали движение войск. Вызываемые их присутствием галантные развлечения заставляли увеличивать обоз до чудовищных размеров. 

Дома терпимости

Так же открыто, как работали в больших городах бродячие проститутки, функционировали и дома терпимости. Подобно корсо проституток, дома терпимости - по крайней мере, более богатые - относились к числу достопримечательностей города, которые каждый иностранец обязан был осмотреть, если желал похвастаться, что видел все интересное в городе. В таких городах, как Лондон, Париж и Берлин, некоторые публичные дома пользовались прямо мировой славой. В Лондоне к ним принадлежал дом мистрисс Пендеркваст, «монастырь» Шарлотты Гейс и храмы Авроры, Флоры и Мистерии. В Париже - дома г-жи Гурден, г-жи Жюстин-Пари, "Bonne Maman" («добрая мамаша»), отель Монтиньи и другие. В Берлине - главным образом учреждение г-жи Шувиц. В этих борделях было, по-видимому, в самом деле собрано все, что только могли требовать в этом смысле состоятельные клиенты. 

Так как проститутка публичного дома не могла, подобно бродячей развратницы, бегать за мужчинами или навещать их у них в доме, а должна была ждать их появления, то она делала все, чтобы привлечь к себе внимание ходящих мимо. В каждую свободную минуту она сидела у окна и смотрела на прохожих. Естественным последствием было то, что «сидение у окна» стало первой характерной чертой профессии проститутки и что такое поведение считалось неприличным для порядочной женщины. 

Проститутка не ограничивалась, однако, в большинстве случаев тем, что привлекала к себе ободряющими взглядами внимание проходивших мужчин, а подкрепляла обыкновенно - в особенности в населенных ими кварталах - свои ухаживания непристойным костюмом. Хорошенькие проститутки обычно сидели у окна в бросавшемся в глаза неглиже. К крикливому и бесстыдному костюму добавлялись недвусмысленные жесты. Там, где конкуренция была очень велика, девицы вели себя особенно цинично. Здесь для проходящих устраивались настоящие эротические спектакли. О таком бесстыдном поведении обитательниц домов низкой пробы и о способе торговли магистр Лаукхарт пишет: 

«В среднем девицы - глупые нахалки, которым совершенно не известно ни чувство приличия, ни чувство деликатности. Речь их уснащена бесстыдными словами, а циничными жестами они еще бесстыднее возбуждают животную похоть. И притом пьют они, даже водку, как ломовики. Если приходишь в такой дом, то первая попавшаяся атакует тебя, назовет "миленький", обращается на ты и сейчас же требует, чтобы ты ее угостил вином, шоколадом, кофе, водкой и пирожным. И все это подается скверно, а стоит дороже, чем где бы то ни было. Дальнейшее зависит от того, будет ли мусью так галантен, что исполнит желание нимфы, или нет. В первом случае девица остается с ним, гладит его по щеке, называет милым и желанным. Во втором случае она его бросает и ищет себе более податливого компаньона. Таким образом, можно спокойно сидеть в доме терпимости, покуривать трубку, смотреть представление и платить только за то, чего сам потребуешь».

Полиция и проститутка

Если характерная для XVIII века всеобщая порча нравов и не нашла своего высшего проявления в проститутке, то в ней она нашла наиболее яркое выражение. Против проститутки была поэтому направлена борьба против безнравственности, исходившая преимущественно от мелкой буржуазии. 

Теоретически борьба сводилась, прежде всего, к массовой подаче хороших советов, а затем - к яркой разрисовке опасностей, грозивших от общения с проститутками. Среди этих опасностей особенно подчеркивались, как и прежде, нападения на кошелек мужчины, покупавшего любовь. Практически война с безнравственностью ограничивалась устройствомприютов кающихся Магдалин, известных со Средневековья, насильственным заключением заболевших проституток в определенные больницы и главным образом выселением пришлых проституток. 

Оба последних способа практиковались чаще всего, тогда как приюты спасения основывались только в некоторых крупных городах. Для более широкой деятельности, так называемым, «комиссиям публичной нравственности» недоставало не только более широкого умственного горизонта, но и необходимых денег. Наиболее энергично и систематически велась борьба против проституции в Австрии. 

Мужчин старались отпугнуть от общения с развратницами постановлением, в силу которого каждый холостяк, застигнутый в ее квартире, был обязан на ней жениться. Женатого ожидало обвинение в прелюбодеянии. Однако подобное насильственное «лечение» никаких результатов не принесло. Ни число проституток не уменьшалось, ни число посещений не сократилось, а, наоборот, стали прибегать к всевозможным уловкам. Так, жрица любви официально превращалась в горничную или экономку. Зато увеличилось число преступлений, в особенности аборт и детоубийство, а каждая девушка-мать казалась безнравственной и каралась законом. 

Как ни мало логики было в таких методах борьбы с проституцией, само отношение полиции к проституткам и проституции было совершенно логично. Оно носило чисто абсолютистский характер. Другими словами: полиция обслуживала интересы начальства, а так как это были господствующие классы, то их интересы заключались в беспрепятственной эксплуатации всех возможностей наслаждения. К числу последних принадлежала и проститутка, и потому, естественно, к ее деятельности необходимо было относиться осторожно. Эту задачу и исполняла как нельзя лучше повсюду и везде полиция. 

Из того, что полиция скорее содействовала, чем препятствовала пышному развитию проституции, разумеется, не следует, что эти женщины обладали какими-нибудь правами. Если не считать Англии, они не имели решительно никаких прав. Они всецело были отданы во власть полиции. Если последняя часто закрывала на самые дикие оргии не только свои глаза, но и чужие, да еще и чужие рты, то иногда, напротив, по самому невинному поводу она грубо вмешивалась, если господа бывали охвачены капризом ввести в своих владениях строжайшую нравственность. Грубее и нахальнее всего она вмешивалась тогда, когда какая-нибудь продажная жрица любви становилась неудобной для могущественного покупателя и тот хотел от нее отделаться самым простым образом. 

Она же беззастенчиво провозглашала невинную девушку проституткой, если та пробудила желание влиятельного человека и тот хотел наложить на нее свою властную руку. А последнее сделать было уже нетрудно, если девушка носила клеймо проститутки. Иными словами, терпимость, мирившаяся с долголетним нарушением полицейских постановлений относительно порядка в домах терпимости, была соединена с грубым игнорированием всех человеческих прав. Этот метод имел, однако, еще и более сокровенный смысл. Таким образом, сама проститутка становилась союзницей полиции. 

Так как каждой проститутке ежеминутно грозило своевластие полиции, то любая из них была готова сделать все, что от нее потребует полиция. А первое, что требовалось, была обязанность шпионить за клиентами и доносить о них. В конце концов, полиция знала все частные тайны и держала в своих руках множество людей из всех классов. А это было для нее гораздо важнее, чем всякая воображаемая высшая нравственность. 

Персоналии
 

Мисс Фаукланд (Miss Fawkland) (XVIII век) – английская леди, владелица одного из самого известного дома терпимости в Лондоне. На самом деле, он состоял из трех борделей - Авроры, Флоры и Мистерии, - каждый из которых имел свою «специализацию». Так, обитательницами Авроры были невинные девушки от 11 до 16 лет, и к ним имели доступ только импотентные старики старше 60 лет. В храме Флоры работали девушки старше 16 лет и отличались они особой услужливостью и крайней развращенностью. Посетителям этого заведения было нелегко остановить свой выбор на какой-нибудь одной барышне. Наконец, храм Мистерии оправдывал свое название разыгрывавшимися в нем сценами невообразимого тайного разврата. Здесь удовлетворяли самые необычные сексуальные предпочтения и фетиши, включая садомазохизм. Сюда доступ был закрыт даже обитательницам других двух храмов и остальных домов терпимости.

Мария Терезия (Maria Theresia) (1717-1780) – эрцгерцогиня Австрии, королева Венгрии и императрица Священной Римской империи. Ее царствование было временем активных реформ, которые в том числе затронули и вопросы проституции. В частности, Мария Терезия пыталась бороться с продажной любовью с помощью специально созданной «комиссии целомудрия». Ее целью было перевоспитание проституток, но применяемые для этого методы достигли не славы, а печальной известности во всей Европе. Драконовские меры включали в себя: обрезание волос, тюремное заключение, осуждение на роль уличных метельщиц и так далее.

Джон Клеланд (John Cleland) (1707-1789) – английский писатель, ставший известный благодаря своему эротическому роману «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех» (Fanny Hill. Memoirs of a Woman of Pleasure). Произведение написано от лица проститутки Фанни Хилл, рассказывающей историю своей жизни и о том, как через проституцию она из бедной сироты превращается в богатую и уважаемую даму. Она теряет девственность с мужчиной, за которого впоследствии (после многочисленных сексуальных похождений) выходит замуж. Фанни подробно описывает свою работу, начиная от секса с клиентами, заканчивая рассказами о лесбийских и гомосексуальных отношениях. За этот роман Джон Клеланд был арестован и заключен в тюрьму, однако произведение продолжали печатать и даже стали переводить на другие языки. На сегодняшний день «Фанни Хилл» является одной из самых популярных и печатаемых книг, даже несмотря на то, что до 1963 года в США и 1970 года в Великобритании было незаконно иметь этот роман у себя дома.